Читать онлайн книгу "Записки уличной торговки"

Записки уличной торговки
Любовь Матвеева


Книги Любови Матвеевой читают не менее двух раз – сначала проглатывают залпом, затем возвращаются, чтобы посмаковать подробности её коротких рассказов. Увидеть мир глазами уличной торговки, а потом— рассказать талантливым и остроумным языком опытного автора – это её стиль. Сюжеты для своих произведений она черпает не в тиши кабинета, не в глубине воображения, а из реального мира, который представляется ей восхитительным! И читателей она увлекает оптимизмом, они по-новому начинают видеть мир вокруг себя и себя в нём! Доброго вам прочтения!





Любовь Матвеева

Записки уличной торговки



Посвящается памяти моей учительницы литературы и русского языка Галины Михайловны Липовой, культивировавшей в своих учениках зёрна мыслей и поощрявшей таланты.







ДАВАЙТЕ ПОЗНАКОМИМСЯ!


Вы пришли на базар, чтобы что-то купить? Ходите по рядам, тщательно оглядывая прилавки? Мимоходом взглядываете и на продавцов спросить цену, только не запоминаете. Много их! А зря…

Люди здесь работают очень интересные! И они-то уж вас внима-а-ательно изучают! Попробую вам рассказать о них.

Признаться, я с ностальгией вспоминаю наш старый Колхозный рынок пятидесятых-шестидесятых годов, когда в лёгких павильонах гроздьями висели целые туши животных, живую рыбу продавали прямо на куканах, помидоры со своих огородов хозяйки приносили продавать в вёдрах на коромыслах, а у ворот стояли ряды телег с жующими сено лошадьми приехавших сельчан. В неказистых строениях барачного типа располагалось и несколько магазинчиков, в том числе с уценёнными и комиссионными товарами.

Много искалеченных войной людей… На многих лицах следы страшной оспы… Бывало, эта болезнь не только портила кожу, а съедала глаза… Если на человеке была новая телогрейка, ватник, он считался празднично одетым. Ну а уж если мужчина в «москвичке» – это отпад!

Торговля тогда была мало регламентирована, и хоть считалась малоуважаемым занятием, кипела вовсю. Большинство горожан работало на государство, на базар приходили в свой единственный выходной день за покупками, не мысля себя самих за прилавками.

В первые годы «перестройки» те, кто пришёл сюда и стал торговать абы чем, чтобы спасти семью от голода, корчились от стыда, когда их видели знакомые, некоторые даже прятались под прилавок – так сильны были стереотипы «развитого социализма». Но позже именно базар многих спас от нищеты и даже смерти.

Меняются продавцы, правила торговли, отношение к ней и её условия, ведь рынок – живой организм. Ежедневная необходимость зарабатывать деньги у многих продавцов со временем перерастает в потребность весь день находиться среди людей, быть независимыми от работодателя, и большинство из них уже не вернуть в заводской цех, не поставить к станку, учительницу – в класс, инженера – за кульман. Однако базар у большинства не затмевает прочую социальную жизнь – продавцы растят детей, учатся сами, у многих есть любимые занятия.

Когда мы, нынешние продавцы, служили государству, у каждого было по два выходных дня в неделю, а в праздники и по четыре. Работали мы меньше, строго соблюдая Конституцию. Теперь же мы работаем на себя или на «хозяина», выходными для большинства бывают только рыночные санитарные дни – один раз в месяц, и даже в праздники мы продолжаем работать. Некоторые – с большим энтузиазмом! Покупатели реагируют – около таких продавцов чаще открываются кошельки.

Одна из них – Роза Кадырова. РОЗА – и этим всё сказано. Ей бы цветами торговать, а она торгует… картошкой. Кажется, уж на что тяжёлая, грязная работа, но кто вспомнит об этом, глядя на Розу? Всегда принаряженная, жизнерадостная, с обязательным макияжем, она – украшение рынка! Может быть, только немного ярок искусственный румянец, но ведь надо скрыть от покупателей хроническую усталость. Муж Розы Серик всегда рядом, на нём самая трудоёмкая часть работы – попробуй поворочать тяжёлые мешки с утра до вечера!

Вот Николай Васильевич Михайлов. Во время войны ему было десять лет, и мать Татьяна Гавриловна научила его плести из лозы – пригодится! Тогда плели все и всё – кровати, детские люльки, стулья, гнёзда для гусей. Было это под Ульяновском. Потом целина призвала Николая, и наш Ленинский совхоз Советского района был построен не без его участия. Самостоятельно получил образование, впоследствии работал конструктором на заводе имени Куйбышева. Во время перестройки и денег не платили, и с завода не увольняли. Снова взялся за старое ремесло – в самом деле пригодилось! Да и ремесло ли это? Ведь не корзины – загляденье! Часто Николай Васильевич и до рынка не успевает донести уникальное произведение своих рук – хорошую работу всякому видно!

В девятнадцать лет всё нипочём, а работа у Сангины Рахимовой тяжёлая – по двенадцать часов в день, стоя на ногах, связывает она зелень – укроп, петрушку, салат – пучок за пучком. И при этом каждому клиенту – улыбка. Бесплатно, а дорогого стоит!

– Лепёшка, горячая лепёшка! Покупайте лепёшка! – с утра до вечера кричит Гайрат Бердиев. Он ещё плохо говорит по-русски, приехал из Самарканда, здесь вместе с сестрой и зятем работает второй год. На наших глазах мальчик превращается в юношу.

И некоторым из местных молодых людей желания трудиться не занимать. Давно ли грузчиками были только опустившиеся пожилые дядьки? Теперь это в прошлом. Сейчас грузчики – молодые ребята, многие из которых учатся. Эта работа для них временная – способ поддержать родителей и заплатить за учёбу. Два брата – Володя и Игорь Сахан – учатся в колледжах. Парни стараются вовсю – где с помощью тележки, где просто на руках перемещают грузы.

– Володя, ты скоро освободишься? – окликает его одна из продавцовщиц.

– Через десять минут подойду, устроит? – Володя толкает тяжёлую телегу, по лицу его катится пот, а глаза весёлые, усталости – ни на грамм. И правда – через десять минут он снова здесь. Его брат Игорь учится в железнодорожном колледже, а Володя – будущий автомеханик. На днях у него защита диплома, тема сложная, всё надо успеть.

– Володя, родители, наверное, гордятся вами? – спрашиваю я.

– Хоть кто бы гордился! – отвечает тот без ложной скромности.

А вот цветочницы – Надежда Валентиновна Чижик, Марья Филипповна Сединкина, Нина Фёдоровна Воронина… Я заметила: кто много работает на земле и имеет дело с красотой, живёт долго! Цветы их не хуже привозных. Женщинам по многу лет, но они ещё в строю!

Тамара Петровна Логинова… Она имеет большой трудовой стаж и одновременно – ветеран рынка, почти тридцать лет торгует специями и пищевыми добавками.

Бывший учитель, а теперь продавец у магазина «Океан» Виктор Гнедков не мог допустить, чтобы книги Пушкина и Лермонтова выбрасывали на помойку, как это нередко теперь делается. Он спасает классику, а классика спасает его. Да вы его хорошо знаете! Наверняка вам приходилось к нему обращаться за редкой книжкой! И поговорить с ним есть о чём!

Всегда приятно видеть Елену Анатольевну Ковалёву – симпатичную молодую женщину, хоть она администратор и собирает налоги на рынке «Короны». Только здесь старикам на самом деле предоставляются бесплатные места для торговли.

Одни, торгуя десятилетиями, вроде меня, не переросли категорию уличных торговцев – не хватило ума и трудолюбия. Другие, обнаружив в себе талант и упорство, переросли в серьёзных бизнесменов, обзавелись магазинами – таковы, например, Надежда Гудкова, Елена Дашкевич и Александр Жигульский.

С каждым днём базар всё глубже входит в жизнь каждого продавца, занимает всё большее место. Так продолжается годами, пока вдруг человек не ощущает, что, кроме суеты на рынке, по сути, ничего не осталось. А дети, оказывается, уже выросли и, увы, иногда совсем не такими, какими бы хотелось их видеть. А как быть, если после продолжительного рабочего дня то на солнце, то на морозе, сил хватает только на то, чтобы совершить самые необходимые действия по дому да узнать новости по телевизору?

Растёт, хорошеет город, хорошеет и Колхозный рынок, ровесник города. Он всё на том же месте, в тех же пределах, ограниченный улицами. Вширь расти ему некуда, и он растёт вверх. Появилось и много других базаров и базарчиков. Вы придёте сюда непременно за мясом, фруктами, картошкой, цветами, семенами. Здесь вы увидитесь со старыми знакомыми и приобретёте новых, узнаете последние городские новости. А ещё обязательно встретитесь с продавцами. Это не те продавцы-профессионалы, которых раньше никак не удавалось убедить быть вежливыми с покупателями. Эти – не профессионалы, но они сделают всё возможное, чтобы вы нашли необходимое и остались довольны!

Продавцы… Они внимательно наблюдают за вами. Присмотритесь и вы к ним!




АРТИСТКА


Каков есть, такова и честь.

    (Русск. пог.)

Всю жизнь я стараюсь не выделяться из общей массы, но ничего не получается. Что бы я ни сделала, люди, глядя на меня, качают головами: «Артистка!».

– Ты откуда идёшь? – спрашивают соседки-старушки, сидящие на лавочке у подъезда.

– Ходила в проруби купаться.

– Артистка! Всегда что-нибудь отмочишь!.. – качают они головами.

Я недоумеваю – и что я отмочила, кроме себя? Мало ли у нас моржей?

– Ты куда? – в другой раз.



– Поеду навещу подругу матери в Рабочем посёлке да своих учителей поздравлю с Восьмым марта. Представляете: учеников уже половины нет, а учителя – живые!

– Да сколько же им? – спрашивают.

– Всем – за девяносто! Некоторые и воевали… Вы только подумайте – пули на войне так не убивают, как водка!

Эту тему скучающие бабки развивать не хотят, хотя всегда не прочь поговорить.

Потому что давно простились со своими мужьями-пьяницами и негодными сыновьями, и вот теперь в одиночку коптят небо.

– Ну иди, артистка! – неохотно отпускают они меня. И опять ни за что ни про что я – артистка. Мне обидно.

– Здравствуйте, «молодёжь»! – говорю им в другой раз. – Как вы ещё с ума не сошли от безделья?

– А с чего ты взяла, что не сошли? Давно уже… – быстро нашлась Антонина Захаровна.

– Сама-то куда? – жадно выспрашивает Ольга Николаевна, надеясь чем-нибудь поживиться. Я для них лакомая добыча! Только я со старушками и останавливаюсь поговорить, остальные, поздоровавшись, пулей летят дальше, торопятся пройти быстрее мимо вечного поста старушечьего караула. Мне реже других удаётся увильнуть от расспросов.

Собралась в кои-то веки в театр, иду мимо лавочки с пожилыми женщинами, жадно провожающими глазами всех прохожих с надеждой найти повод для обсуждения:

– Ты куда это нарядилась? – спрашивают меня.

– Да… в центр поехала… – пытаюсь я оставить их происки пустыми, увильнуть от ответа.

– Так поздно уже! – глаза старушек загорелись, жизнь снова наполнялась смыслом.

– Я… в театр… на спектакль… – приходится выдать «секрет».

– Артистка! Тебе бы самой там выступать! Иди уже, раз делать тебе нечего, а то опоздаешь! – хихикают они. Убегаю и чувствую – теперь мои кости будут полчаса перемалывать…

Ничего не понимаю! Стараюсь быть, как все, но не получается. Что-то во мне клоунское есть. Хочется самой людей задеть чем-нибудь, развлечь, рассмешить, в результате всё потом оборачивается против меня же.

Ну сами посудите, такой случай. Положили меня на операцию во вторую городскую больницу, дали наркоз, я отключилась. Когда привели в чувство и я вошла в сознание, вижу напротив себя своего врача-хирурга Нину Ивановну и как-то многовато народа в операционной. Чувствую – что-то не то!

Слишком много внимания к моей скромной персоне! И что же первое слышу? Ненавистное: «Нуты и артистка!» – говорит мне хирург Нина Ивановна. Да что такое? Будут меня когда— нибудь уважать? Я ни-и-чего не понимаю. Во-первых, как она узнала, что я – «артистка», ведь мы с ней почти не разговаривали. И, во-вторых, вообще непонятно – что происходит? Я смотрю, смотрю ей в глаза, проворачиваю быстро-быстро в голове всякие варианты, и вдруг меня осеняет:

– Что, не было опухоли?

– Не было! Всё у тебя хорошо! Вот, вызвали хирурга с другого этажа, чтобы отрезал аппендикс! Раз уж вскрыли…

Ни фига себе! Разрезали весь живот поперёк, а предполагаемой опухоли, миомы, не нашли! Я, значит, всяких лекарств накупила тысяч на десять тенге к операции, а при аппендиците могла бы в две тысячи уложиться… Да к операции по удалению «червеобразного отростка» и показаний не было… И всё происходит 26 декабря… Представляете? Скоро Новый год! Это что же – и не выпить? Буду в больнице праздник встречать? Муж точно теперь загуляет в весёлой компании! (Как в воду смотрела – на пять дней из виду пропал!)

– А как же УЗИ? – спрашиваю. – Я в двух разных больницах делала на всякий случай, чтобы исключить ошибку!

– А мы УЗИ только на семьдесят процентов доверяем! – потом, помолчав, строго: – Вы что же, чем-то недовольны?..

И я должна быть довольна? Лежу перед ними распростёртая, беззащитная… Мозги ещё в тумане после наркоза. Сейчас воткнут снова трубку в горло и вырежут всё к чертям собачьим! Нет, всё-таки приятно сознавать, что все органы на месте, как природа задумала!

– Нет-нет, что вы! Спасибо, Нина Ивановна!..

Конечно, «спасибо», ведь их диагноз был ошибкой, ониеё признали, а могли бы удалить и трубы, и матку, и яичники! И всё было бы, словно в порядке вещей. А кто докажет? Это же – врачи… Хирурги!.. Хоть что отхерачат за милую душу! Они же, блин, все энтузиасты, эти хирурги! Меня увозят, а Нина Ивановна вслед качает головой:

– Артистка!..

«Так это вы – артисты! Распахали мне живот!» – тихо бормочу я по дороге в палату с опаской, чтоб меня не услышали. И несколько часов потом лежу на кровати счастливая, под кайфом после наркоза, летаю в облаках… Так вот что такое наркотики! В самом деле – приятно! И гадаю – как же Нина Ивановна поняла, что я «артистка»? Потом вспоминаю: сразу, как дали наркоз, я такой говорливой стала! И полезли из меня все семейные секреты. Как муж мне изменял и как я в долгу не оставалась! Ну и хохота было в операционной! Под него я окончательно и отключилась. Развеселила всех. Действительно, артистка. Ну никак не воспринимают меня всерьёз, и все! Как будто я вообще «ку-ку»!

А тут как-то на днях знакомую встречаю, Надю. Русская, замуж она вышла за казаха. Хороший человек Булат, но все трое деток – вылитые «булатики», ни один на беленькую Надю не похож! Узнав, что моя тридцати летняя дочь наконец-то вышла замуж за англичанина, вместо поздравления заявила:

– Ну ты всегда что-нибудь отмочишь! Артистка! Русских вам не хватило, что ли?

Скажите, ведь несправедливо? Я постеснялась задать ей тот же вопрос. По крайней мере, глядя на мою внучку, никто даже и не предположит, что её отец другой национальности… Тем более – другой расы.

Короче, поняв, что я в самом деле артистка и мне от этого никуда не деться, сшила себе богатый русский народный костюм, нарумянила щёки, и теперь так и «зажигаю» на рынке, торгуя матрёшками и всякой «хохломой».

– Какая вы красивая! Как неживая! – Пподходят две девушки, комментируют с восхищением мою внешность, мою экспозицию товаров и покупают себе шкатулки с хохломской росписью под украшения.

– Артисты приехали! – говорят какие-то деревенские простодушные пареньки, останавливаясь у моего прилавка. Болыне-то ряженых, кроме меня, на базаре нет, интересно! Глазеют, а потом приобретают узорные чётки.

– Это выставка или продаётся? – оторопел какой-то пожилой мужик.

– Цирк приехал! – радостно верещат дети, и просят родителей купить им деревянные свистки в форме птичек.

– Чудо в перьях! Людям делать нечего! – шипят с неодобрением проходящие старухи. Но потом покупают у меня расписные ложки.

– Старые времена возвращаются? – недоумевает задумчиво какой-то подслеповатый старичок и начинает вертеть в руках курительную трубку. Хотел когда-то такую, да не довелось встретить. А теперь хоть и не курит, всё-таки приобретает – во исполнение мечты.

– Ужас, ужас! – с расчетом, чтобы я услышала, комментируют зрелище две тётки. Почему старые женщины почти всегда злые? Так осенние мухи вдруг начинают кусаться.

– Красота! – говорят мужчины и стараются что-нибудь купить.

– Ой, можно с вами сфотографироваться? – спрашивает пара, приехавшая из Германии, и я узнаю в них супругов Антона и Эльзу Битнер – когда-то работали на одном заводе. Теперь они иностранцы, а я уличная торговка. И люди убеждаются, что уехали на новое место жительства не зря. Помню, как они мучительно сомневались – ехать ли – и как больно было им покидать Родину.

Теперь они, западные пенсионеры, путешествуют по всему миру по нескольку раз в год, были и в Париже, и в Лондоне, и в Риме, а я вот, бывшая их соотечественница, на жизнь вынуждена продолжать зарабатывать. Я тоже кое-где бывала, но не как туристка, а как челночница. Охотно фотографируюсь с Антоном Николаевичем и Эльзой, подходят сфоткаться и другие.

– Артистка с погорелого театра! – завистливо изрекают соседки-торговки, видя, как быстро у меня расходится товар. И на следующую ярмарку я тоже вижу их в самодельных костюмах, каких-то старых тряпках – кто во что горазд…

Но куда им до меня! Ведь они – любительницы в самодеятельном спектакле, а я – профессионал!

Артистка с многолетним стажем!




А ЭТО – ЧТО?


Тебе смешно, а мне к сердцу дошло.

    (Русск. пог.)

Покупателей нет, и я читаю пособие как стать хорошим продавцом. Дорого книжку купила! В ней чуть ли не нейролингвистическое программирование потенциального приобретателя описывается: «…Покупки делаются спонтанно… Общение – это музыка, мелодия, так услышьте её!.. Подстроиться под настроение клиента – важный навык продавца… Проанализируйте настроение вашего собеседника – и он совершит покупку!.. Все ваши собеседники – взрослые дети! Найдите к ним подход…». Но это же просто! Уж это-то я смогу! Главное – терпение! Отсутствие его – моё слабое место. Хоть бы кто-нибудь подошёл! Сейчас же и опробую свои способности! Подходит пожилая женщина:

– Это что, ложка? – берёт она в руки расписную деревянную ложку.

– Ложка!

– А она съедобная?

– Да, ей можно есть! Даже нужно.

– А это – подкова?

– Подкова.

– А сколько она стоит?

– Двести тенге.

– Подкова?

– А о чём мы говорим?

– О подкове! А это – шкатулка?

Я начинаю закипать:

– А как вы догадались?

– Я же вижу.

Берёт в руки луковицы цветов:

– Это тюльпаны?

Креплюсь изо всех сил:

– Да, тюльпаны.

– А монтера сколько стоит? – спрашивает она про красивый комнатный цветок.

– Может, вам монтёра?

– Нет, ну правда, сколько монтера стоит? – жеманится возможная покупательница.

– Мон-сте-ра!

– Какая разница! А это – матрёшка. У меня дома есть матрёшка!

– А ещё что у вас есть дома? – ехидничаю я.

– Ну-у, много чего… – женщина соображает, что назвать первым из того, что у неё есть дома. Совсем нет чувства юмора!

– Расскажите ещё что-нибудь о себе, – опять язвлю я.

– Ну, живём мы с мужем, дети выросли… А это что, веник? – она берёт в руки веник.

– КОРОВЬЕ ВЫМЯ!!! – реву я не своим голосом. Испуганная, непонимающая женщина уходит. Вроденормально, доверительно разговаривали?..

Нет, не впрок мне учение… Не получится из меня хорошего продавца! А может, что-нибудь другое получится? И я записываю состоявшийся разговор…




МАРИОНЕТКА


Если у тебя с деньгами худо, На базаре не торгуй верблюда.

    (Каз. пог.)

Подошёл мужчина и очень заинтересовался моим товаром. Глаза разгорелись, как у маленького.

А у меня начала разгораться надежда, что он что-нибудь купит. Взял в руки ложку с хохломской росписью:

– Эх! Эх! – демонстрирует, как бы он ел. – У меня в детстве такая была! – мечтательно заявляет он.

– Ну вот, у вас была, а у детей ваших уже не было. Так вы хоть внукам купите! – начала я его «обрабатывать».

– Миша! – окликнула его, по-видимому, жена. – Пойдём!

Я сразу потеряла интерес. «Был бы ты один, поговорила бы я с тобой!» – думаю. А тому уходить не хочется, сильно ложки понравились! Он берёт вторую, начинает отбивать какой-то ритм:

– Эх! Эх!

Жена стоит в двух шагах, смотрит нетерпеливо, ждёт, когда муж наиграется. Смотрит сурово! Я прикидываю: всё равно купить ему не дадут, как бы краску на ложке не облупил!

– Играть дома будете, когда купите! – суровею и я. – «Чего жена не любит, того мужу век не видать»! – ехидничаю, цитируя поговорку.

– Ну почему, – хорохорится мужчина, – я и сам!..

Однако ложки кладёт на место, берётся за лапти:

– Эх! Эх! – изображает ходьбу.

– Балагурить тоже дома будете! – сердито говорю я, забирая лапти. Говорит же народная мудрость: «Женина родня в ворота, а мужева – в калиточку». Все они – подкаблучники!

И что такое мужчина – против женщины? А против двух недовольных женщин? Жена дёргает мужа за невидимую ниточку, и марионетка отводится на безопасное расстояние.

А я переключаюсь на более перспективного клиента. Кажется, этот пришёл без жены…




ПРОТЕЖЕ


Алтын пропадёт, и Мартын пропадёт.

    (Русск. пог.)

Закончился рабочий день, увезла свои коробки с товаром в камеру хранения, пошла с базара домой. Денёк выдался так себе – в смысле барыша. Иду по улице, подходит молодой паренёк в форме курсанта Высшего военного училища – появилось у нас здесь в Петропавловске такое. Сначала было просто «училище», теперь институтом называют!

– Тётенька, нас в училище плохо кормят! Не дадите сто тенге?

Даю. Ухожу. Да не на водку ли взял? Возвращаюсь:

– Ну-ка, отдай назад деньги! – отдаёт. Подхожу тут же к киоску, где торгуют выпечкой:

– Парня голодного надо накормить, дайте три чебурека!

Пекарь-узбек взглянул на парнишку и дал два лишних.

– Спасибо! – оценила я его щедрость.

Пакет с аппетитными чебуреками парень взял как-то без интереса. Разошлись. Пошла домой. Интересно… На голодного мальчишка не похож. Неужели так уж плохо кормят в училище будущих защитников?

Вернулась. Наблюдаю издали. Тот зашёл в какую-то дверь. «Наверное, в кафе чаю взять», – думаю я. Подхожу. На вывеске: «Игровые автоматы». Заглядываю в окно. Там два парнишки в военной форме увлечённо делают ставки, глядя на экраны, а мой протеже безучастно жуёт чебурек…

Так вот на что были нужны деньги!




ПОБАЗАРИМ?


Грамоте учиться всегда пригодится.

    (Русск. пог.)

Вот и «белые мухи» полетели. Холодно. Я – уличная торговка. Разложила товар на прилавке, пошла в кафе. Съела порцию «мяса по-французски» и кофе выпила. Хорошо! Пришла на своё место и узнала, что сорвался клиент. Плохо!

Напротив меня торгуют две женщины – беленькая Ольга и тёмненькая Таня. Таня торгует детскими вещами. Сейчас она читает книжку, но не забывает поглядывать по сторонам. Почти каждый день подходит её бывший муж, она его боится. Если успевает заметить, убегает и издали наблюдает, когда тот уйдёт. Муж стоит подолгу, ждёт бывшую жену или садится на её место и читает газету. Торговля от этого проигрывает – уходят потенциальные клиенты.

– Ты почему не скажешь, чтобы он не ходил сюда? – спрашиваем её.

– Ага, скажи ему, попробуй! Он же не разговаривает, а сразу разворачивается и – в зубы!..

– Ты уж давно с мужем разошлась, не живёшь, и он себе позволяет тебя бить?.. Любовник-то у тебя есть? Ты красивая! – говорю ей.

– Нет. Нету. Не хочу, чтобы мужики меня тяпали-лапали. Спокой мне нужен!

Таня не очень грамотна, но нравится оттого мне не меньше.

– А мужские гормоны?.. Как же без них? – спрашиваю её.

– Что это? Я только во сне любовь вижу. О-о, какие мне сны снятся, девчонки!..

– Ты хоть на море была? – задаю ей очередной вопрос.

– Нет, самое далёкое – на Украину ездила в молодости. К сестре, под Николаев. Собирались с ней к морю – там рядом – да так и не доехали. Как-то иду по парку – внезапно из кустов вынырнул мужик в приспущенных брюках, с голой задницей. Идёт впереди, вихляется. А задница белая-белая! Я испугалась – народа-то вокруг нет. Но скоро он снова в кустах скрылся. Прихожу к сестре, рассказываю, она смеётся:

– Ну вот, Чёрного моря не увидела, зато увидела белую жопу! – говорит.

– Так он что, передом так и не повернулся?.. – спрашиваем мы.

– Нет, – отвечает Таня, и мы с ней вместе смеёмся.

– Это сейчас смешно, а тогда страшно было, – вспоминает Таня.

– Ты же тогда совсем молоденькая, хорошенькая была! Вот он и польстился, – говорю ей.

– Да они маньяки, – с ударением на последнем слоге отвечает Таня, – им всё равно – кто!..

– Наверно, ты его сама спровоцировала, развратница! – шучу я.

– Какая я развратница? – смеётся и Таня. – Муж меня вообще называет «Комсомольская правда» да «Пионерская зорька»!

Мы заговорились и проморгали: подбегает её муж Саша. Загородил выход из-за прилавка, ей не вырваться! Отогнул полу, показывает что-то – сообщение на мобильнике, что ли? Таня с опаской смотрит туда, потом испуганно на мужа, отвечает неохотно. Наконец тот уходит.

– Что это он тебе показывал из-под полы, развратница? – снова шучу я.

– Он же не «разврат» показывал! – на полном серьёзе отвечает Таня. Она уже немного успокоилась. – Вце эта журналистка? Мне нужен кроссворд! – спрашивает про женщину, продающую газеты и журналы. Но той нет. Таня достаёт книжку, читает.

– Опять про любовь? – спрашиваю её.

– Это же бестельер, значит, не только про любовь! – объясняет мне Таня.

– Бестселлер! – поправляю её. – Это значит книга, которая пользуется спросом!

– Какая разница!

Я смотрю на низкое, хмурое небо:

– Наверное, дождь будет.

– Не будет! – уверенно заявляет Татьяна. – Потому что у меня сегодня клеёнки нет товар накрывать! Забыла дома… Смотри! – она кивает на другую Таню, продающую ошейники для собак. Та разбрасывает около себя хлебные крошки. – Богатая, воробьёв кормит!.. – завидует она.

Наконец ко мне подходит клиент, мужчина спортивного сложения, с бородкой. Что-то покупает. Я благодарна ему:

– Вы похожи на Тура Хейердала! – льщу ему.

– Кто это?

– А вы – кто?

– Стропальщик! – говорит он и уходит. Подходит другой, весь вылощенный. Я уговариваю его купить семена, привезённые из Москвы – прямо с ВДНХ! Но тот уходит, не сделав никакой покупки.

– Нашла саженца, – хихикает Таня. – Да он сроду лопаты в руках не держал!..

И снова начинается скука. Соседка увлечённо читает свой «бестельер». К кому бы ещё пристать? К Ольге, что ли?..




ДИАЛОГ ПРОДАВЦОВ


Собаке и на свой хвост вольно брехать.

    (Русск. пог.)

Две торговки место не поделили, сидят, переругиваются. Одна принесла продать комнатные цветы, другая – рассаду уличных.

– Ты торгашка!..

– От торгашки слышу!.. Села на моё место! А ну, убирайся! Я здесь всегда сижу!

– Я не торгашка, я подъезды мою! Пришла вот только фиалки продать!..

– А я никогда чужие харчки в подъездах мыть не буду! Я брезгливая!..

– Я и говорю – торгашка! А моем мы полы за такими, как ты! Лучше уборщицей быть, чем на базаре сидеть! Торгашкой я никогда не буду!..

Обе сидят на базаре бок о бок, обе торгуют, обе – цветами, и каждая считает себя лучшей!..




СИЛЬНЫЕ ЛЮДИ


Работа и мучит, и кормит, и учит!

    (Русск. пог.)

Это я про наших родителей, про всех пожилых людей. Через такие муки и испытания прошли! Мы по сравнению с ними слабаки. Вот рядом со мной торгует Геннадий Александрович, единственный среди продавцов дачного товара да домашних заготовок мужчина. Уж не один сезон стоим с ним рядом за прилавком. Пожилой, давно пенсионер. Торгует всегда до самого захода солнца. Зимой в пятом часу заканчивает, когда на колокольне ближайшей церкви начинают бить колокола к службе, летом – в восьмом часу вечера.

Иногда подходит к нему жена. Она в хорошей шубе, не утратившая остатки женственности и красоты. Проведает мужа, недолго постоит около него, молча окинет нас строгим взглядом – не появились ли соперницы? И уходит, спокойная. А какие мы конкурентки – в недоношенных мужьями полушубках и валенках сорок пятого размера, синие от холода?

Жена Геннадия Александровича отправляется по своим делам. А дел у неё много. Это она по осени закатывает такие красивые консервы – огурцы, помидоры, салаты, баклажаны, маринует капусту, солит и сушит грибы, замораживает ягоды! Уходит жена, и опять Геннадий Александрович остаётся в нашем распоряжении. Наши-то мужья и любовники давно сбежали от нас. Кто – к молодухам, а кто и дальше, откуда пути назад нет. Иногда мы с Геннадием и пококетничаем – чего скрывать? День большой, делать нам нечего – за товаром нашим не ломятся. Расспрошу-ка его про жизнь!

Вот что узнаю. Родился он в 1937 году, первенец в молодой семье. Но через два года началась Финская война. Папку его, первого парня на деревне, Сашку, гармониста и отчаюгу, забрали. Погнали туда, где, как говорится, «Макар телят не пас». И пропал парень ни за грош – закоченел где-то в зимнем финском лесу, на линии Маннергейма, в своём летнем обмундировании! Да и не он один – тысячи… Народа-то наши доблестные генералы никогда не жалели. Так что Гена отца своего не помнит. Осталась на память о нём только жёлтая от времени похоронка.

А Агафье, матери, надо было жить дальше. В деревне и с мужиком прожить нелегко, а одной, вдовой да с ребёнком… Но встретился, встретился хороший человек! И в 1940 году родилась дочь Мария. Как все семьи, строили планы, надеялись быть счастливыми. Однако сбыться им было не суждено.

Началась Великая Отечественная. Забрали у Агафьи и этого мужа.

Ну, сами знаете – мясорубка первых месяцев войны… Этот тоже сразу сгинул. Пропал второй муж. Попал ли в окружение, погиб ли под бомбёжкой? Неизвестно. Ни одного письма не успел написать! Может, и до сих пор косточки где-нибудь догнивают, непогребённые?.. И опять Агафье вместо мужа – бумажка: «Пропал без вести».

Те генералы и командующие фронтами, которые до войны примеривались шапками противника закидать, за три-четыре месяца так далеко драпанули, что назад территории отвоёвывать пришлось три года. Сравните – до Волги немцы нас гнали 3 месяца, мы их назад – три года!..

Вот уже и двое деток у безответной Агафьи. Голод, холод, недостатки. Тяжёлый сельский труд, работа в поле, в лесу, на ферме. Ни дров взять негде, ни еды, ни денег, а за работу зато строго спрашивают! Как хочешь, так и живи. Расти новых членов общества! Государству люди нужны всегда – чтобы преодолевать препоны и трудности, созданные доблестными нашими руководителями, на войну опять же, в трудовые лагеря, чтобы и в тюрьмах было кому гнить.

Но никогда не перестаёт мечтать о счастье русский человек! И на вдову с двумя малютками нашёлся охотник. Понятно, что во время войны не демобилизовать могли только не годного для службы человека, слабого да больного. И в 1943 году рождается у Агафьи ещё один сын! А отец его умирает от туберкулёза уже в 1950-м. Не знали тогда средства от этой страшной болезни.

Мало Агафье обычных, текущих проблем – как поставить детей на ноги, накормить да обогреть, так появилась ещё одна: у дочки Маши вдруг стал расти горбик! Вроде и травм больших не было, а горб растёт себе да растёт. Фельдшер и акушерка в деревне – вот и вся медицина. Но те только руками разводят – нет средства помочь, смирись!

Но разве мать может смириться? Агафья заворачивает несколько яичек в тряпочку, берёт дочь за руку, ведёт к бабке Костылихе на другой конец деревни. Та за всё бралась! По-настоящему-то её Устиньей звали. Пошептала на воду, побрызгала на кривую детскую спинку, поводила по ней черенком деревянной ложки с каким-то не то заговором, не то молитвой. И что же? Стал горб исчезать. Поправилась девочка!

Геннадий Александрович вспоминает, что в семь лет сам уже, как и другие деревенские мальчики, считался рабочей силой – участвовал во всех работах и дома, и в поле, и в лесу. Как-то поехал на одолженной у соседа лошадёнке с топором за дровами и повредил себе руку – он показывает мне старый шрам. Осталась отметина на всю жизнь! Попытайтесь представить своего семилетнего сынишку с топором в зимнем, морозном, заснеженном лесу с лошадью, которой надо управлять, с телегой, которую надо наполнить дровами, с раной, из которой хлещет кровь!.. Ничего, справился – старший ведь! А кто ещё-?? матери поможет? Не до капризов!

Тут другая беда – от голода, что ли, у него, у Генки, на глазах образовались бельма. Фельдшер опять руками разводит. А Костылиха за несколько яиц снова помогла. По её совету мать толкла мелко-мелко сахарный порошок и засыпала сыну в глаза… Не знаю, что подумают на этот счёт врачи, а только сейчас Геннадию Александровичу семьдесят шесть лет, и он видит даже электрические провода на другой стороне улицы! Чудеса народной медицины?..

– Мне до сих пор мать жалко, – говорит он. – Тридцать пять лет проработала она только дояркой. Зима ли, лето ли, сухо или дождливо – а надо три раза в день сходить на ферму за несколько километров от деревни, выдоить десятки коров, вернуться, дома обиходить и детей, и свою скотину… Как руки у неё болели! Как кричала по ночам! Или в поле пошлют работать за пустые трудодни. Девять километров туда, девять – обратно. Да там, на поле, норма на день – попробуй не выполни! В тюрьму посадят! Саботаж… То морковь полют, то свёклу, то сено ворошат… А сердце за детей как болит – каково-то им дома, неразумным, недосмотренным? У деток свои обязанности: привяжут младшую сестрёнку за ножку к столу ли, к кровати ли, чтобы в беду не попала, да управляются, как могут, по хозяйству – у каждого свой урок!

В последние годы жизни, в наше уже время, мать Агафья жила у дочери Марии в Омске. Сейчас сестре Геннадия Маше семьдесят два, она сохранила молодую осанку и по-прежнему стройная. Про горб и не вспоминает. А матери их было суждено прожить восемьдесят четыре года. Она вырастила всех детей не только достойными, но и сильными. Какой была сама. Ведь и их судьба не баловала.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lubov-matveeva-15103159/zapiski-ulichnoy-torgovki/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения

Навигация